Сборник прозы
Б и б л и о т е к а   п у т е ш е с т в е н н и к о в   "Д и л и ж а н с ъ"
Дилижансъ Пассажирский салон Список авторов Список произведений


                                            Лидия Алексеевна Авилова

                                            Без привычки


          - Слышишь?  -  спросила  Ольга  Ивановна  и  жестом  руки  заставила брата
     натянуть вожжи.
          Шарабан  мягко  катился  по  густой  траве  лесной опушки; желтеющие ветви
     кустов  попадались  в  колеса,  а  в  стороне,  стройный  и  нарядный  в  своей
     запестревшей осенней листве, стоял молодой лесок.
          - Слышишь? - повторила Ольга Ивановна и наклонила голову.
          Николай Иванович  вытянул шею,  сузил свои  большие темные глаза и покачал
     головою.
          - Ничего не слышу. Что тебе показалось?
          - Не показалось, а я ясно слышала, что в лесу рубят. 
          - Рубят? Нет. 
          - Ну вот!  Станешь  ты  уверять!  Держи в эту сторону,  поезжай шагом и не
     разговаривай.
          Он свернул по тому направлению,  куда указала она, и слегка ударил вожжами
     по спине  лошади.  Прямо  перед  ними  открылась  широкая просека;  солнце, уже
     близкое к закату,  глянуло им в лица,  блеснуло искрами в золотых очках Николая
     Ивановича и заставило  Ольгу Ивановну  опустить глаза.  Она стала следить,  как
     бежало переднее колесо,  подгибая под собою былинки травы, как мелькали упавшие
     желтые и красные листья, а молодое лицо ее чувствовало на себе  ласку  осеннего
     солнца.
          Легкий стук заставил ее встрепенуться, и она опять схватила брата за руку.
          — Стой! — шепнула она. — Слезай и иди прямо к оврагу.  Это,  должно  быть,
     там. Я подожду.
          Он  покорно  передал  ей  вожжи,  спрыгнул  на  землю  и  с  недоумевающим
     выражением повернулся к ней лицом.
          — Я пойду. Что же дальше? — спросил он.
          — Накроешь  с  поличным;  веди  сюда...  Лошадь  есть — лошадь  возьми! Не
     потакать же ворам! Какой же ты хозяин?
          — Голубушка моя, вот звание, которого я себе никогда не присваивал!
          — Скверно  делал!  Все равно, не век же тебе в твоих  канцеляриях сидеть —
     приучайся! К оврагу... Иди же, да Осторожнее.
          Николай Иванович  одернул  на  себе  суконную  тужурку,  поправил  очки и,
     неловко ступая среди травы и сухих сучьев, направился к оврагу.
          Лошадь  смирно  стояла,  попрядывая  ушами; Ольга Ивановна опустила вожжи,
     ленивым  движением  нагнулась  вперед  и,  щурясь  от  солнца, стала следить за
     фигурой  брата.  Он  шел слегка подпрыгивая на своих длинных, тонких ногах; раз
     или  два  он спотыкнулся, и, по движению его локтя, Ольга Ивановна угадала, что
     он опять поправил очки.
          "Коля — дачник, — подумала  она, — в деревне он и ходить-то  по-настоящему
     не умеет. Чиновник. Если бы не я, что сталось бы с имением?"
          Николай Иванович скрылся. 
          Он медленно углублялся в чащу, и до слуха его  уже долетал  теперь  легкий
     стук топора.
          "Не ошиблась! — думал он про Ольгу. — У нее  есть  этот навык,  некоторого
     рода наметанность... Я не думал,  что из нее может  выработаться такая дельная,
     хорошая  хозяйка.  Но  что  же,  однако, буду я делать с "ним"?" — вспомнил он,
     прислушиваясь к стуку в лесу.
          "Легко Ольге говорить:  "Веди сюда! Лошадь есть — лошадь бери". Как же это
     я все возьму, поведу?.."  Николай Иванович охотно повернул бы в противоположную
     оврагу сторону, но он заметил нетерпение и презрительность в тоне сестры, и ему
     теперь захотелось  доказать ей, что ему нисколько не трудно  справиться с своей
     задачей, что поймать с поличным вора далеко не такая мудреная наука.
          "Однако что же я ему скажу? — опять подумал он. — Надо кричать, браниться,
     надо казаться рассерженным и возмущенным".
          Он сморщил лоб и тихо, так, чтобы не слышно было в двух шагах, откашлялся,
     прочищая себе голос.
          "Никогда  не  приходилось  кричать, — припомнил он, — а теперь  нельзя без
     этого: странно было бы говорить тихо, вежливо".
          Вдруг  он  остановился.   Между  оголенными  ветвями   деревьев  мелькнула
     человеческая  фигура, в ту же минуту раздался стук топора, и на землю медленно,
     с шумом  повалился  большой  сухой сук.  Николай Иванович отступил: он никак не
     думал,  что  неприятель  так  близко, и почувствовал теперь,  что еще не вполне
     приготовился  к  своей  роли.  Человеческая  фигура  нагнулась,  подняла  сук и
     потащила его к целому вороху сложенной суши.  Теперь Николай Иванович разглядел
     ее: это была женщина, голова ее была укутана платком, юбка бесцветного сарафана
     была  высоко  подоткнута и открывала босые,  словно высохшие ноги. Она медленно
     двигалась, собирая нарубленную сушь; спина ее с трудом сгибалась и разгибалась,
     руки  видимо  напрягались,  поднимая  топор...  Николай  Иванович  оправился от
     неожиданности и уже готовился выступить из своей засады грозным и непоколебимым
     судьей,  как вдруг  вблизи вязанки что-то зашевелилось, и Николай Иванович ясно
     услышал жалобный плач ребенка. Баба торопливо бросила топор, пугливо оглянулась
     и села  на  траву.  Она  подняла с земли что-то небольшое,  увернутое в тряпье,
     потрясла это на руках и бережно приложила к груди.  Николай Иванович ясно видел
     ее  лицо,  еще  молодое,  но  уже  вполне бесцветное, с впалыми щеками и тупым,
     равнодушным  взглядом. В короткий срок  своего пребывания в деревне он уже не в
     первый раз встречал такой взгляд у крестьянских женщин.
          "Неужели  так  забивает,  притупляет  жизнь?" — спросил  он  себя и тут же
     вспомнил, что Ольга ждет его и что ему предстоит выполнить трудную задачу.
          Что же, собственно,  надо было делать?  Выйти из своей засады, напугать до
     полусмерти  эту  и  без  того уже  напуганную женщину? Видеть ее ужас, ее горе,
     слышать ее мольбы и...  Что же дальше?  Отнять у нее эту дрянь, набрать которую
     стоило  ей  столько трудов, обвинить ее в краже, лишить ее тепла и, может быть,
     лишить горячей пищи ее детей, таких же худых и запуганных, как она?
          Женщина продолжала  кормить ребенка и в то же время  тревожно оглядывалась
     по сторонам.
          "Подойти,  пристыдить,  пригрозить  даже,  а  потом   простить?" — подумал
     Николай Иванович и тут же возмутился, до того лживой и бессмысленной показалась
     ему  эта  сцена. К тому же одна мысль, что появление его, несомненно, вызовет у
     этой кормящей женщины испуг, почти ужас, стала ему настолько невыносима, что он
     забыл  свою  решимость  достойно  выполнить возложенную на него обязанность и —
     отступил.  Щурясь и поминутно  поправляя очки,  осторожно шагал он,  пробираясь
     среди кустов и деревьев; он прятался за стволы и останавливался, оглядываясь на
     сидящую  женщину. Когда под ногой его слабо хрустнул вереск, он сразу пригнулся
     к земле, на лице его отразился испуг, а в груди сильно забилось сердце.
          "Боже мой! — невольно  подумал он, — кто же вор? Я ли боюсь  этой женщины,
     или она боится меня?"
          Когда  Николай Иванович сообразил,  что ушел достаточно далеко, он наконец
     выпрямился, облегченно вздохнул полной грудью и быстро зашагал по направлению к
     своему экипажу.
          — Ну, что? — спросила Ольга Ивановна.
          — Никого! — храбро  ответил  он. — Я исходил  всю  эту  часть  леса.  Тебе
     показалось.
          Она пытливо глянула ему в лицо, он хотел  ответить ей прямым,  откровенным
     взглядом, но покраснел и смешался.
          Когда  Николай Иванович  уселся на свое место,  Ольга  передала ему вожжи,
     лошадь  фыркнула,  тряхнула головой и пошла крупным шагом.  Наступило неловкое,
     напряженное  молчание,  а  из  лесу,  со  стороны  оврага,  отчетливо раздались
     короткие, гулкие удары топора.
          — Ну,  Ольга,  —  сказал  Николай Иванович,  чувствуя,  что  его  ложь  не
     удалась, — я не имел мужества...  Духу у меня не хватило...  Женщина, понимаешь
     ли, больная, нищая... Женщина с ребенком...
          Он опять покраснел. 
          Ольга  Ивановна  заметила это; она подумала, что брату стыдно и неловко за
     свою сентиментальность и ложь. Она ласково заглянула ему в глаза и засмеялась. 
          — Ничего, Коля, ничего, — успокоила она его. — Все дело, конечно, только в
     привычке.

          Л. А. Авилова. "Счастливец" и другие рассказы. СПб., 1898.


     _______________________________________________________________________________