Виктор Викторович Гофман

                                            Встреча с нею


          Сегодня  ночью я видел ее во сне.  Почему, — не знаю. Я уже давно не думаю
     более о ней.  Я  не  помню  ни  сна, ни моих  слов или ее слов ко мне, не помню
     ничего  из  всего сложного, причудливого и захватывающего, что всю ночь владело
     моим  сознанием:  остался лишь один гулкий, незамолкающий отзвук, — то, что это
     была она, что ее я видел во сне.
          Как  это  странно!  Откуда  и почему всплыло это? Где-то в далекой юности,
     почти в детстве,  помню я ее зелено-голубую шелковую кофточку на рождественском
     балу у нас дома, ее большие, жуткие глаза,  которые, казалось,  могут стать еще
     больше,  и  нежный,  бархатный,  непостижимо-прекрасный  овал  ее лица — словно
     какой-то  хрупкий  и  редкий  плод  сияющего  юга.  И это самое яркое мое о ней
     воспоминание...
          И не только этот сон. Вчера вечером, рассеянно спеша по еще незнакомым мне
     улицам   этого  города,   лишь   изредка   останавливаясь  на  мгновение  перед
     стремительною красотою  какого-нибудь  собора или стройным величием колоннады и
     лишь  предчувствуя  пока  будущие  часы упоения их мраморною музыкою, — я вдруг
     неожиданно  вздрогнул.  Неужели  это  она?  Вот  там в толпе, на другой стороне
     улицы?  Плавная  походка, похожая на движение лебедя по сонному озеру, и что-то
     знакомое,  что-то  заставившее  вздрогнуть  —  в  падающих  линиях плеча и рук.
     Неужели  это  она?  Я поспешил вперед и, опередив ее, перешел на другую сторону
     улицы,  идя  теперь  уже ей навстречу. Нет, это была не она. Овал лица у этой —
     овеян не ласковым и сияющим, но жгучим, безжалостным солнцем; не так он нежен и
     свеж,  как  у  той  —  из далекого детства, а вокруг ее рта — грустные и темные
     складки. Я поспешно прошел мимо. Это была не она. Но еще долго затем я думал об
     этой странной встрече и был слегка  взволнован. Не потому ли приснился мне этот
     сон?  Или за этим сном и встречей — еще что-то третье, чего я еще не знаю, но о
     чем уже грежу неясно?

                             *  *  *

          Вот  я  иду  в  этот  еще  незнакомый  таинственно-обольстительный  город,
     чарующий  и  пьянящий,  как  первая встреча с женщиной, которую суждено долго и
     нежно любить.  Перед взволнованным взором вырастают стремительные церкви, точно
     исступленные  крики  о  чуде, бросаемые в небо; мелькает тонкая, хрупкая резьба
     готических  колоколен,  над  которою  бессильно  время;  только в бое некоторых
     колоколов  и  часов  с  усталыми  и  надтреснутыми голосами слышится его глухая
     власть.  Точно  гигантские крылья — широко разбросаны пышные павильоны дворцов;
     торжествующе попирают землю мощные колоннады театров.
          Неужели она здесь и мне суждено ее снова увидеть? Этот сон и эта смутившая
     меня  вчерашняя  встреча — лишь предвещание?  Тихо иду я, не замечая уже  более
     стройных  фронтонов  и  изысканных  балюстрад,  думая о встрече с нею  где-то в
     далекой юности, о ее зелено-голубой кофточке на рождественском балу у нас дома.
     Как  давно это было. Как наивен и нежен был наш отроческий роман, сплетенный из
     непонимания друг друга, смущения перед собственными мыслями и боязни чем-нибудь
     выдать  себя.  Мы  никогда  не сказали ни одного слова о любви, но, кажется, мы
     любили.  Затем  она куда-то уехала, и я слышал, что она больна и должна жить на
     юге. Но я уверен, что узнаю ее, хотя и это было давно. Какая она теперь — греза
     моего детства, как изменили ее — жизнь, болезнь и любовь?

                             *  *  *

          Я уже  неделю  в  этом  городе, и я все еще жду  встречи с нею и почему-то
     уверен, что она здесь.  Вчера я опять видел ту, на нее похожую, и опять испытал
     жуткое,  смущающее  волненье.  Да,  у  нее  такой  же овал лица и та же плавная
     походка  —  словно  движение  лебедя  по  зеркальному  озеру, но у нее — чужие,
     усталые, жесткие глаза, и вокруг рта — темные и печальные складки.  Нет, это не
     она, — ведь я ее так неизгладимо помню.
          Но ведь это было давно и она, вероятно, теперь изменилась, все города, где
     она жила и где не был я с нею,  все  пройденные ею и неведомые  мне  тропинки в
     горах,  все прочитанные книги, и болезнь, и любовь — все отразилось теперь в ее
     глазах, изменило лицо. И как многое еще, что мне неизвестно.
          Вот опять я иду  мимо торжественных соборов и ликующей стройности дворцов,
     которые мне теперь уже знакомы и тоже, вероятно, наложили свой отпечаток на мою
     душу  и  лицо.  Но  теперь  я  уже  не  останавливаюсь  перед ними в замирающем
     волнении, не сливаю своей души с их каменною гармонией.
          Я  хочу  ее  встретить,  я  должен увидеть ее, я это теперь понимаю. Пусть
     бесконечно  грустной и слишком позднею будет эта встреча. Пусть даже с трудом я
     узнаю ее. Быстро хожу я теперь по наиболее людным улицам города и смотрю в лица
     прохожих,  с  трепетным волнением вглядываюсь в далекие женские фигуры. Хотя бы
     встретить  ту,  странную и таинственную, так жутко, так пугающе на нее похожую.
     Но  и  ее более нет. Где она, где ты? Я не забыл нашей первой встречи в далекой
     юности  на  рождественском  балу  у  нас  дома,  я  не  забыл  нашего нежного и
     безмолвного счастья. Я еще жду его возвращения...

          Рассказы и миниатюры 1909–1911 гг. СПб, 1912


     _______________________________________________________________________________