Николай Александрович Лейкин

                                            Ночной извозчик


          У входа в Демидов сад, на Офицерской  стоит целый ряд  извозчичьих линеек,
     приткнувшись  задками к тротуару. На линейках сидят извозчики.  Некоторые стоят
     около  лошадей.  Тут  же  бродит  саечник с лотком  саек, яиц, рубца и печенки,
     гуляет сбитенщик, покрикивая "кого угощать?".  Торговля идет успешно. Городовой
     около и дружески разговаривает с извозчиками. Майская ночь. Разъезд из Демидова
     сада еще не вполне  начался, но все-таки из подъезда  время от времени  кой-кто
     выходит. Вот вышли мужчина с дамой.
          — Извозчик! К Семеновскому мосту! — нанимает мужчина.
          — Рублик положьте, — отвечает как бы нехотя один из извозчиков.
          — Как рублик? Да ты в уме? — возмущается мужчина. 
          — Пока еще не пропили... — слышится ответ. 
          — Господин,  садитесь,  я  за  полтора  рублика   свезу, — говорит  второй
     извозчик.
          — На  егорьевской  пожалуйте...  за  семь четвертаков  доставлю, — дразнит
     третий извозчик.
          И слышен смех. "Ха-ха-ха!" — закатываются они хохотом.
          — Сорок копеек! — предлагает мужчина и идет далее.
          — Хлебал ли барин щи-то сегодня? — слышится ему вдогонку. — Тонко ходите —
     калоши отморозите! Для проминажа, барин, лучше пешочком! С проминажа спится!
          — Извозчик, к Семеновскому мосту  полтинник! — восклицает на ходу мужчина,
     пропуская извозчичьи остроты мимо ушей.
          — За рубль с четвертью садитесь, — откликается борода лопатой с линейки.
          — Вам куда? Вот я за рублик свезу! — подбегает к мужчине борода клином.
          — Полтинник к Семеновскому мосту! 
          — Или только один полтинник в кармане и звенит? - опять слышится вдогонку.
          Мужчина оборачивается к извозчику и сжимает кулаки перед его носом. 
          — Благодари Бога, мерзавец, что я с дамой, а то я тебя проучил бы!
          — А что ж, проучи! Не больно страшен! Видали! Шестерка — и больше ничего!
          — К Семеновскому мосту полтинник! 
          — Дайте восемь гривенок! 
          — За шесть гривен свезу, садитесь. 
          — Полтинник, — стоит на своем мужчина. 
          — Неужто  вам  гривенника-то  жаль?  Прибавьте хоть пятачок? Эх, садитесь!
     была не была!
          — Чего ты, черт, за полтину сажаешь! — упрекают извозчика другие голоса.
          — Ничего, в такое место едем. Авось от Марцинкевича пьяного посажу. Теперь
     там у Семеновского моста скоро тоже разъезд будет. Садитесь, барин!
          — Черт! Дьявол!  Только цену портит. А вот не пускать его другой раз в ряд
     становиться!
          Сели, поехали. 
          — Что вы за разбойники, извозчики! Уж ночью, так ободрать седока хотите! —
     начинает седок.
          — Ночью-то и взять,  господин.  Тоже вот у подъезда-то  час маемся, — дает
     ответ извозчик.
          — Однако нельзя же полтора рубля запрашивать. С меня вон один мерзавец...
          — Отчего нельзя? Дают. Коли ежели при барыне да с мухой в голове — даст. 
          — Да, ежели который наворовал деньги — тот даст. 
          — Нам все равно. Мы и наворованные  деньги  возьмем.  Купец  даст,  офицер
     даст. Купчик и пару канареечных заплатит.
          — Но я не офицер и не купчик. 
          — Да ведь на лбу-то не написано, что  не  купчик. А все-таки вы с барыней.
     Не всякая  тоже  барыня  своему  мужчине  торговаться  позволит.  Что  извозчик
     спросил  —  ну,  за  то  и  садись.  Да  и  мужчины-то  стыдятся  при барыньках
     торговаться. Мы это знаем. А иная просто и не поедет,  потому  подумает,  что у
     кавалера денег нет.
          — Так ведь то барыня другого полета, а я с женой, — говорит седок.
          — С женой? — протянул извозчик и обернулся. — А что ж не ругаетесь, коли с
     женой? Ну, да нам все равно! А вот ехали бы с мамзелью,  так не торговались бы.
     Мы  мамзелей  любим  возить  с  кавалерами.  Ночью с таких парочек можно хорошо
     взять.  Ежели  дождь  да  при  крытой линейке,  так нашему брату от сих мест до
     Бореля, в Морскую, по полтора рубля зачастую попадает.  Ночью,  сударь,  особая
     езда. Ночью лошадь не мучишь, а вот посадил от киатра за рублик, приехал сюда и
     отсюда  за  рублик, да еще из какого ни на есть  пропойного заведения за рубль,
     так с нас и довольно. Пожалуй, хоть и на фатеру поезжай, а то встань в укромном
     месте  да  и  дрыхни,  сколько  в  тебя влезет. И себе двугривенный за голенищу
     спустишь, и хозяин не ругается.  Хорошо  тоже  пьяных от Бореля  или от Палкина
     возить.
          — Да вы ночные извозчики совсем мазурики! — возмущается седок.
          — Уж и мазурики!  Мазурики грабят, а мы обшиваем только пьяного. Порядится
     он, к примеру, за полтину, а привезешь ты его на место  —  восемь гривен с него
     требуешь,  а  нет,  так  и  рубль. "За рубль, мол, рядились".  Что ему, сударь,
     лишняя полтина? Будто пропил. Да и как ночью не взять лишка? Не спим тоже...
          — Берите лишнее за ночную езду, но не вчетверо же! Ах, как надо вас таксой
     обуздать! Не понимаю, что наша Дума глазами хлопает на ваши безобразия.
          Извозчик ухмыльнулся. 
          — А будет такса, то мы по ночам и выезжать не станем. Да и что нам  такса?
     По таксе мы и ездить не будем.  Как кто без ряды лезет — "у меня лошадь устала,
     на  фатеру  еду,  гайка  вывалилась,  лесора не в порядке"; а с торгов  садится
     седок — "милости просим".
          — Сядет с торгов, а заплатит по таксе.
          — Так-то  оно  так,  только не все же такой низкой совести, чтоб извозчика
     забижать.
          — А вам седока обижать можно? 
          — С нашей стороны обиды нет. Не хочешь — не поезжай. Дело не подневольное.
     На  то  Бог  ходули в брюхо ввинтил,  чтоб человек пешком ходил. Да и каков нам
     интерес  трезвого  человека  по  ночам  возить, али бы и хмельного,  ежели он с
     женой? Мы с мамзелью ищем.  Посадишь и везешь  первым манером  шагом. А мамзель
     сейчас своему хахалю: "Душка, вели, чтоб извозчик ехал скорей". Ну, он из любви
     к ней:  "Извозчик,  пошел,  я  тебе  прибавлю!" И тут,  значит, опять перепадет
     нашему брату. А вас теперь как угодно вези. Нешто супруга велит прибавить? Ни в
     жизнь не велит. Вот я ошибся, а то бы не повез вашу милость.  Так уж мне, что к
     Семеновскому-то  мосту  рядили, а там  вертеп этот  Марцинкевичский, а то бы на
     тверезого и внимания не взял.  Теперь уж там  надо хорошего  хмельного седока с
     мамзелью ловить. Офицера пощадил бы и тверезого, куда он хочет. Офицер, ежели с
     ездой  уважить,  он  по  ночам  всегда прибавку дает. Купца тоже возить лестно,
     ежели  он  пьяный.  При  расчете  ему  нагрубишь  —  он  тебя в ухо, а ты его к
     городовому.  Ну,  потом  мировая,  отступного дает. По ночам-то, сударь, многие
     извозчики хорошие деньги наживают.
          — И это, по-твоему, не мазурничество? — вразумлял седок извозчика.
          — Какое же мазурничество? Я от него  потерпел,  так и он от меня  терпи, —
     стоял на своем извозчик. — Обшивка легкая есть, это точно, а мазурничества нет.
     Да ведь и нашего брата, сударь, иной седок обшивает.
          — Как так? 
          — А в проходной  двор  удерет. А то так  поднимается по одной  лестнице, а
     спустится по другой.
          — Ну, уж это редкость.
          — Так-то  часто,  что ой-ой! А то на такого пьяного  нарвешься, что у него
     гроша за душой нет.  Привезешь, дворник примет его в ворота, а тебя в шею. Ноне
     с дворником драться не будешь — он сам на манер полиции через эту самую бляху.
          — Постой направо у подъезда, — приказывает седок.
          — Прибавьте, ваше благородие, что-нибудь. Ей-ей, за полтину возить обидно.
     Кажется, я вашей милости  уважил  в  лучшем  виде, — заканючил  извозчик и снял
     шапку.

          1906


     _______________________________________________________________________________